Очень часто — и не только в обыденном словоупотреблении —
садомазохизм смешивают с любовью. Особенно часто за проявления любви
принимаются мазохистские явления. Полное самоотречение ради другого
человека, отказ в его пользу от собственных прав и запросов — все это
преподносится как образец "великой любви"; считается, что для любви нет
лучшего доказательства, чем жертва и готовность отказаться от себя ради
любимого человека. На самом же деле "любовь" в этих случаях является
мазохистской привязанностью и коренится в потребности симбиоза. Если мы
понимаем под любовью страстное и активное утверждение главной сущности
другого человека, союз с этим человеком на основе независимости и
полноценности обеих личностей, тогда мазохизм и любовь противоположны
друг другу. Любовь основана на равенстве и свободе. Если основой
является подчиненность и потеря целостности личности одного из
партнеров, то это мазохистская зависимость, как бы ни
рационализировалась такая связь. Садизм тоже нередко выступает под
маской любви. Управляя другим человеком, можно утверждать, что это
делается в его интересах, и это часто выглядит как проявление любви; но в
основе такого поведения лежит стремление к господству.
Здесь у многих читателей возникнет вопрос: если
садизм таков, как мы его определили, то не идентичен ли он стремлению к
власти? Мы ответим так: садизм в наиболее разрушительных формах, когда
другого человека истязают, это не то же самое, что жажда власти; но
именно жажда власти является наиболее существенным проявлением садизма. В
наши дни эта проблема приобрела особую важность. Со времен Гоббса на
стремление к власти смотрели как на основной мотив человеческого
поведения; но в следующие столетия все большее значение приобретали
юридические и моральные факторы, направленные к ограничению власти. С
возникновением фашизма жажда, власти и ее оправдание достигли небывалых
размеров. Миллионы людей находятся под впечатлением побед, одержанных
властью, и считают власть признаком силы. Разумеется, власть над людьми
является проявлением превосходящей силы в сугубо материальном смысле:
если в моей власти убить другого человека, то я "сильнее" его. Но в
психологическом плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости. В
ней проявляется неспособность личности выстоять в одиночку и жить своей
силой. Это отчаянная попытка приобрести заменитель силы, когда подлинной
силы не хватает. Власть — это господство над кем-либо; сила — это
способность к свершению, потенция. Сила в психологическом смысле не
имеет ничего общего с господством; это слово означает обладание
способностью. Когда мы говорим о бессилии, то имеем в виду не
неспособность человека господствовать над другими, а его неспособность к
самостоятельной жизни. Таким образом, "власть" и "сила" — это
совершенно разные вещи, "господство" и "потенция" — отнюдь не
совпадающие, а взаимоисключающие друг друга. Импотенция — если применять
этот термин не только к сексуальной сфере, но и ко всем сферам
человеческих возможностей — влечет за собой садистское стремление к
господству. Пока и поскольку индивид силен, то есть способен реализовать
свои возможности на основе свободы и целостности своей личности,
господство над другими ему не нужно и он не стремится к власти. Власть —
это извращение силы, точно так же как сексуальный садизм извращение
половой любви.
Э. Фромм. Бегство от свободы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий