Шабат шалом!

Празднования 100-летия Тель Авива напомнили мне об одной из самых красивых песен на иврите - "Циюр" ("Рисунок"), двух очень талантливых музыкантов: Шлёмо Гроних (фортепиано) и Мати Каспи (с гитарой). Как и в прошлый раз, мне не удалось выцепить грандиозное исполнение песни с видеоартом и пиротехникой на недавнем торжестве. Будем довольствоваться записями из архива 1го канала ТВ:

Ступеньки

На ступеньках у лифта, перед входом в медицинский центр я обнаружил тело таракана, ножками кверху.

"Didn't make it," - подумал Штирлиц с едва уловимым немецким акцентом. "Хотя неизвестно был он по дороге туда или оттуда,"- оглянувщись по сторонам, философски продолжил он, уже на чистом русском. Вокруг не было ни души. Штирлиц спустился вниз и, толкнув парадную дверь, вышел на улицу, немедленно прищурившись от яркого израильского солнца.

Водка, падение, прыжок

Газета "hаАрец" поместила статью о молодом россиянине дважды прыгнувшем из окна пятого этажа в состоянии опьянения и отделавшегося легкими царапинами. Герой репортажа не мог объяснить причину первого прыжка, а во втором обвинял свою жену, устроившей ему скандал по поводу первого.

В этой связи вспоминается анекдот, часто рассказывамый моим отцом, о споре священника с аттеистом. Первый утверждал, что чудо существует и является доказательством существования Б-га. Второй отвергал все. Тогда священник привел ему в пример человека, трижды упавшего с колокольни и оставшегося живым. Аттеист сказал, что в первых двух падениях человеку повезло, а в третьем уже сработала привычка.

Однако, статья привлекла мое внимание не своим содержанием, а ярлыками, прикрепленными к ней заботливым редактором. Их было три: וודקה, נפילה, קפיצה - водка, падение, прыжок. Для полноты картины мне не хватало четвертого: אשה - жена. (Ассоциации с реальными лицами ошибочны, либо случайны)

Pato's expertise

"Unwise in the ways of the world, Pato didn't yet know his own strength. The only thing he was expert in was his father's weakness."

Nathan Englander. The Ministry of Special Cases. p.61

אש"ל

Д. рассказывал о своем командире, который все время повторяет два выражения "ОК" и "Симу лев" ("обратите внимание"). За эту яркую особенность Д. прозвал его אש"ל (Эшель), по заглавным буквам אוקיי, שימו לב.

Шинель

"Бледный, перепуганный и без шинели, вместо того чтобы к Каролине Ивановне, он приехал к себе, доплелся кое-как до своей комнаты и провел ночь весьма в большом беспорядке, так что на другой день поутру за чаем дочь ему сказала прямо: "Ты сегодня совсем бледен, папа". Но папа молчал и никому ни слова о том, что с ним случилось, и где он был, и куда хотел ехать."

Н. Гоголь. Шинель.

Д. вышел вчера на длинную праздничную побывку. До субботы, включительно. В армии ему хорошо. Не жалуется. Единственный минус - вставать ночью в караул. Вечером приходил его приятель, проходящий КМБ в пехотном сецназе. Он сидели рядом на диване, с одинаковыми большими противоударными часами на запястье, смотрели футбол и, поочередно зевая, сравнивали впечатления о службе. Оказывается, в армии, за фразу "ад матай?" ("до каких пор?", "сколько еще?") можно "закрыть шабат" на базе. Все верно, солобонам в советской армии тоже было запрещено считать дни до дембеля. (А шабаты, и так, были все закрыты до победного конца.)

К нашему искреннему удивлению солдаты хвалили армейскую кухню и не проявляли интереса к домашней еде.

Оба собирались ехать ночью с друзями в какой-то клуб. Приятель из спецназа сломался первый и побрел домой восполнять дефицит сна. Д. отрубился в гостинной и не просыпался даже от сильного шума в Станфорд Бридж и моих возгласов от града, забиваемых там голов. Когда Д. наконец-то проснулся, он был несказанно удивлен обнаружив на экране 4:4, вместо 2:1 в момент его последнего "просветления". Д. огрызался на наши предложения остаться эту ночь дома и был сонно непреклонен.

Ночью меня разбудила Чу. Вечером она выставила армейскую куртку Д. проветриться на балконе. Ближе к ночи хамсин* сломался и подул сильный ветер. Когда Чу вспомнила о куртке была уже поздняя ночь. Выглянув за окно она обнаружила, что ее на месте нет. Опьяненная воздухом свободы, армейская куртка Д. вздохнула полной грудья, расправила рукава-крылья и улетела в неизвестном направлении. Пролазив по кустам с фонариком мы вернулись в постель с пустыми руками. Д. спал богатырским сном.

Возможно, что этой ночью его куртка бомбила позиции Хизболла в долине Бекаа или выполняла "точечное уничтожение" хамасовских боевиков в районе Ханьюнеса.

*суховей из Сахары

Доброе утро!

via mikedin

Crowded together

"Jews bury themselves the way they live, crowded together, encroaching on one another's space."

Nathan Englander. The Ministry of Special Cases. (p.3)

Долг классике

Вчера я выполнил две мои задолженности мировым кинематографу и литературе. Сначала я посмотрел от начала до конца "Casablanca", просмотр которой срывался неоднократно по разным причинам. Наверное, один из самых романтических фильмов Голливуда. А романтические фильмы it's not my cup of tea, как говорят в Англии. Но, несмотря на сильный привкус китча, оставшегося во рту после знаменитой финальной фразы:"Louie, this could be the start of a beautiful friendship.", я получил удовольствие.

Мой долг мировой литературе - "Сто лет одиночества" Маркеса, стоил мне гораздо больших усилий. После первых пятидесяти лет, наполненных, в основном, персонажами с одинаковыми именами, которые по достижению половой зрелости трахали первое лицо женского пола, попавшее в поле их зрения (и зачастую, являющееся близкой родственницей персонажа, плюс - минус поколение), и уходили на войну\закрывались в темной комнате, я серьезно подумывал бросить чтение. Две причины не позволили мне это сделать: мировая слава романа и прекрасный язык Маркеса (и переводчиков Н. Бутыриной и В. Столбова). Во сторой половине века одиночества мыльная сальса сменилась томным тангом и чтение стало более приятным. Вспоминая Жоржи Амаду (смутно) с его переплетениями страсти и политики и Пауло Коэльо с сочетанием наивности и фатализма, я начинаю задумываться над "национальными" особенностями латиноамериканской литературы, характерной вышеупомянутыми элементами. Мания-депрессия. Если никто не убедит меня в обратном, то я не скоро вернусь к этой литературе. (Л.Б. утверждает, что Картасар не вписывается в стереотип.)

Сегодня я начинаю читать роман, действие которого происходит в Аргентине. Однако, в этом случае, автор - израильско-американского происхождения.