Музыка, казалось, вызвала в нем понимание времени.
Время – прозрачная среда, в которой возникают, движутся,
бесследно исчезают люди…
Во времени возникают и исчезают массивы
городов. Время приносит их и уносит.
Но в нем возникло совсем особое, другое понимание времени. То понимание, которое говорит: «Мое время… не наше время».
Время втекает в человека и в царство-государство,
гнездится в них, и вот время уходит, исчезает, а человек, царство
остаются… царство осталось, а его время ушло… человек есть, а время его
исчезло. Где оно? Вот человек, он дышит, он мыслит, он плачет, а то
единственное, особое, только с ним связанное время ушло, уплыло, утекло.
И он остается.
Самое трудное – быть пасынком времени. Нет тяжелее
участи пасынка, живущего не в свое время. Пасынков времени распознают
сразу – в отделах кадров, в райкомах партии, в армейских политотделах,
редакциях, на улице… Время любит лишь тех, кого оно породило, – своих
детей, своих героев, своих тружеников. Никогда, никогда не полюбит оно
детей ушедшего времени, и женщины не любят героев ушедшего времени, и
мачехи не любят чужих детей.
Вот таково время, – все уходит, а оно остается. Все
остается, одно время уходит. Как легко, бесшумно уходит время. Вчера еще
ты был так уверен, весел, силен: сын времени. А сегодня пришло другое
время, но ты еще не понял этого.
Время, растерзанное в бою, возникло из фанерной скрипки
парикмахера Рубинчика. Скрипка сообщала одним, что время их пришло,
другим, что время их уходит.
«Ушло, ушло», – подумал Крымов.
В.Гроссман. ЖиС