Читаю у Стейнбека о зарождении социализма в рабочих лагерях переселенцев в Калифорнии в середине 30х годов ХХ века. Описываемое очень напоминает историю создания кибуцев в Израиле (с той лишь разницей, что сионисты-кибуцники уже были носителями социалистических идей в России, до переезда на Землю Обетованную, а “Окиз” были крестьянами разной степени религиозности, которые приходили к “красным” принципам, исходя из новых социальных условий, вызванных экономическими изменениями в стране.
Мое внимание привлекла сцена, связанная с отказом крестьян принимать социальную помощь, даже в условиях суровых голода и бедствий. Эта ценность – труд и экономическая независимость, всплывает везде на протяжении романа. Мне подумалось, что за каких-то четверть века в Америке образовалась жирная прослойка неимущих, забывших о ценности труда и превратившихся в паразитов в 3-4 поколениях. Подобные настроения я встречал у еврейских эмигрантов в Германии, кичащихся своей способностью жить на пособия, без необходимости работать.
— Элла Саммерс! — сказала Джесси. — Я вам последний раз говорю: не вы председательница. — Она снова повернулась к багровой от смущения женщине. — У вас нет денег, миссис Джойс?
Та потупилась:
— Да. Но мы скоро найдем работу.
— Напрасно вы так смутились, — сказала Джесси. — Это не преступление. Вы сбегайте в лавку и возьмите себе провизии. Лагерь имеет там кредит на двадцать долларов. Можете забрать на пять. А когда получите работу, вернете свой долг Главной комиссии. Вам это было известно, миссис Джойс, — строго добавила она. — Как же вы довели до того, что ваши дочки голодают?
— Мы благотворительностью никогда не пользовались, — ответила миссис Джойс.
— Вы прекрасно знаете, что это не благотворительность, — вознегодовала Джесси. — У нас не первый раз заходит такой разговор. В нашем лагере благотворительности нет. Мы этого не потерпим. Значит, сбегайте в лавку и возьмите там провизии, а талон принесите мне.
Миссис Джойс робко спросила:
— А если мы не сможем выплатить? У нас давно нет работы.
— Сможете выплатить — хорошо. А нет — это ни нас, ни вас пусть не беспокоит. Один человек уехал из лагеря, а через два месяца прислал деньги. Вы не имеете права допускать, чтобы ваши девочки голодали у нас в лагере.
Миссис Джойс испуганно смотрела на нее.
— Слушаю, мэм, — сказала она.
— Возьмите в лавке сыру для своих девочек, — командовала Джесси. — Это хорошо от поноса.
— Слушаю, мэм. — И миссис Джойс шмыгнула за дверь.
Разгневанная Джесси повернулась к своим товаркам.
— Она не имеет права так зазнаваться. Она живет среди своих.
Энни Литлфилд сказала:
— Она здесь недавно. Может, просто не знала. Может, ей раньше приходилось пользоваться благотворительностью. И, пожалуйста, не затыкайте мне рот, Джесси. Я имею право говорить. — Она стала вполоборота к матери. — Если человек испытал на себе, что такое благотворительность, это останется на нем на всю жизнь, как клеймо. Нашу помощь не назовешь благотворительностью, и все-таки ее никогда не забудешь. Джесси, наверно, не пришлось испытать это на себе?
— Нет, — ответила Джесси.
— А мне пришлось, — продолжала Энни. — Той зимой. Мы голодали, и я, и мой муж, и дети. А тогда заладили дожди. Нам кто-то посоветовал обратиться в Армию спасения. — Глаза у нее вспыхнули. — Мы голодали… а они заставили нас пресмыкаться из-за их обеда. Они принизили нас. Они… Ненавижу их! Может, и миссис Джойс приходилось когда-нибудь пользоваться благотворительностью. Может, она не знала, что у нас здесь по-другому. В нашем лагере, миссис Джоуд, мы никому не позволим жить благодеяниями. В нашем лагере не разрешается помогать самим. Если у тебя есть лишнее, отдай в комиссию, она распределит, кому нужно. А благотворительности мы не допустим… — Голос у Энни срывался от злобы. — Ненавижу их, — повторила она. — Я никогда не видала своего мужа приниженным, а эти… эти из Армии спасения унизили его.
Джесси кивнула.
— Я это знаю, — тихо сказала она. — Я знаю, мне говорили.
Д. Стейнбек. Гроздья гнева. Глава 22. (пер. Волжина)
A.S. Стейнбек точно и сатирично описывает психологию, получивших общественную власть крестьян.
Послеобеденное катание было омрачено тем, что на одном из последних спусков Чу потянула мышцу. Пришлось спускаться более спокойно.
По возвращению в клуб, сдали лыжи, переоделись в гражданку и пошли на местный рынок (5 палаток) за вкусными сувенирами домой.
Из серии “За сыром”:
Приобрели широкий ассортимент местной мясо-молочной продукции и счастливые потянулись в клуб паковаться.
Из серии “Возвращение кормильцев”:
