суббота, августа 04, 2012
Live from Austin, 2009
пятница, августа 03, 2012
О запретах. 2
Тогда зачем? Оставим в стороне вопросы веры. Можно утверждать, что верующий не видит в ограничениях, предписанных ему его верой, ущемлений, а принимает их безропотно в рамках стоимости туристического пакета в райский уголок с белым песком, лазурным морем и 70 спасательниц в красных бикини (существуют вариации). Но здравый человек выбирает во что и кому верить.
Другой пример добровольных страданий я нахожу в некоторых видах любительского спорта. Вчера общался с коллегой-велосипедистом на эту тему. Я спрашивал, что толкает взрослого, семейного человека, тяжело работающего в течении недели, вставать рано утром в свой законный выходной, взбираться на жесткое седло своего благородно металлического коня и мотать десятки (а то и сотни) километров по тщательно спланированному маршруту максимальной сложности? Он говорил об адреналине, удовольствии и образе жизни. Я тоже уважаю адреналин и люблю получать удовольствие от спорта, но мои виды спорта больше ассоциируются с удовольствием (горные лыжи, баскетбол), чем со страданием. Все субъективно, скажете вы. Разумеется. И все же если мы сложим количество субъективных мнений, то я верю, что гедонизм возьмет верх над мазохизмом. Не спроста последнее, а не первое считается извращением.
Ради чистоты дискуссии оставим в стороне случаи людей с низкой самооценкой, пытающихся вызвать у окружающих риспект и сострадание своими мучениями и тех всадников, убегающих от неудовлетворительных отношений в семье посредством частого вращения педалей.
Варианты ответов:
1. Ритуальный – проще сделать, чем не сделать (угрызения совести и зуд в теле).
2. Общественный – получение социальных бонусов за соответствие нормам (древние традиции + капиталистическое стремление к достижениям). Марксизм добавил бы взгляд на превознесение страданий, как на получение правящим классом легитимации на угнетение неимущих, видящих в этом моральные ценности.
3. Морально-духовный - в западных религиях и культурах властвует концепция, видящая в страданиях путь к духовной чистоте и моральной высоте. (Вспоминаю иконку у одного водителя в СНГ с молитвой, начинающуюся со слов “Святой мученик [имя водителя]”.) Иначе какое оправдание можно дать людским страданиям.
4.(разумеется) Экзистенциальный – в первом случае (пост), сознательно ограничивая себя в доступном и естественном человек приобретает определенный контроль над своей судьбой и иллюзию, что если в его жизни и есть лишения и страдания, то их можно подчинить своей воле и справиться с ними. Велосипедист достигает того же, но в отличие от постящегося, который соблюдает традиции, чтобы быть похожим на всех, он наоборот пытается выделиться из толпы и приобрести иллюзию собственной исключительности и уникальности судьбы (в обход болезней и смерти).
Каждый подбирает ответ под себя. Я же считаю, что по аналогии с питанием, где я стараюсь не добавлять сахара и (почти) соли в пищу, исходя из того, что в продуктах уже есть и то и другое в необходимых для организма количествах, жизнь содержит достаточно трудностей и лишений для того, чтобы сформировать нашу личность и придать ей пикантный вкус.
четверг, августа 02, 2012
О запретах. 1
Не исключено, что как раз омар-то и сыграл в этом главную роль. Возможно, я поразился легкости, с которой можно нарушить древнее табу, и это позволило взыграть во мне дионисийскому началу. Я увидел, что если не хныкать, не переживать и не казнить себя заранее, то можно сделать все, что тебе хочется. А зачем еще существуют все эти запреты и ограничения? Только затем, чтобы с детства на практике приучать маленьких евреев к мысли о том, что они должны быть гонимы. Тренируйтесь, дорогие детки, практикуйтесь! Настоящая подавленность на земле не валяется, ее требуется выпестовать, вырастить самоотверженным родителям в трудолюбивом и послушном ребенке. Для создания по-настоящему забитой твари нужны годы! А вы, дураки, спрашиваете, зачем у нас два набора тарелок, кому понадобилось кошерное мыло и кошерная поваренная соль? Да затем, чтобы три раза в день напоминать об ограничениях и запретах! Да тому, кто хочет постоянно тыкать носом в тысячи мелких и малюсеньких правил, придуманных самим Неизвестно-Кем. Ты должен подчиняться, независимо от глупости и абсурда всех этих требований, и получишь за это неизвестно чьи благосклонности. А если игнорируешь, ну, хотя бы оттого, что не хочешь чувствовать себя шмоком, то, как предупреждал папенька, твоего имени не окажется в главной книге, куда Неизвестно-Кто записывает всех, кому позволено дожить до нового года. Я себе это представлял так: этот Неизвестно-Кто садится и начинает вычеркивать, вычеркивать, вычеркивать, потому что у него болит голова (как у папы), у него запор, он плохо соображает, ему трудно разобраться, кто как нашкодил, – смертный это грех или какая-нибудь пустяковина – ему важно только, что кто-то не подчинился. У меня до сих пор поджилки трясутся.
Ф.Рот. Случай портного. (пер. Сергей Коровин)
среда, августа 01, 2012
To be a center fielder
. . . And it's true, is it not?—incredible, but apparently true—there are people who feel in life the ease, the self-assurance, the simple and essential affiliation with what is going on, that I used to feel as the center fielder for the Seabees? Because it wasn't, you see, that one was the best center fielder imaginable, only that one knew exactly, and down to the smallest particular, how a center fielder should conduct himself. And there are people like that walking the streets of the U.S. of A.? I ask you, why can't I be one! Why can't I exist now as I existed for the Seabees out there in center field! Oh, to be a center fielder, a center fielder—and nothing more!
P.Roth. P.C.
Ура!
Думаю, что Д. давно не спал так беззаботно, как в эту ночь.
вторник, июля 31, 2012
Галиль. Голый текст
Уже третий день я провожу в кибуце Инбар, о существовании которого я до этого не знал. Кибуц маленький, всего 4 семьи. Тихо и зелено. Располагает к работе над брошюрой, чем мы и занимаемся третий fucking день. Из кибуца открывается вид на мою подшефную базу, на которой я провел бесконечное количество часов, и на сторожевую вышку, рядом с которой я неоднократно стоял, наслаждаясь прекрасным видом на зеленую гору с живописными домиками. Мне и в мысли не приходило, что в один из дней я окажусь их постояльцем и буду смотреть на базу с противоположной горы.
Как в том анекдоте.
Еще открыл для себя прекрасный ресторан с завораживающим видом на галилейские горы.
К своему ужасу обнаружил, что забыл фотоаппарат дома.
“The Jewish Blues”
(…) Which was more or less the prevailing attitude toward athletics in general, and football in particular*, among the parents in the neighborhood: it was for the goyim. Let them knock their heads together for "glory," for victory in a ball game! As my Aunt Clara put it, in that taut, violin-string voice of hers, “Heshie! Please! I do not need goyische naches!" Didn't need, didn't want such ridiculous pleasures and satisfactions as made the gentiles happy . . . At football our Jewish high school was notoriously hopeless (though the band, may I say, was always winning prizes and commendations ); our pathetic record was of course a disappointment to the young, no matter what the parents might feel, and yet even as a child one was able to understand that for us to lose at football was not exactly the ultimate catastrophe. Here, in fact, was a cheer that my cousin and his buddies used to send up from the stands at the end of a game in which Weequahic had once again met with seeming disaster. I used to chant it with them.
So what if we had lost? It turned out we had other things to be proud of. We ate no ham. We kept matzohs in our lockers. Not really, of course, but if we wanted to we could, and we weren't ashamed to say that we actually did! We were Jews—and we weren't ashamed to say it! We were Jews—and not only were we not inferior to the goyim who beat us at football, but the chances were that because we could not commit our hearts to victory in such a thuggish game, we were superior! We were Jews—and we were superior!
* “Так же у нас относились к спорту вообще, а к футболу – особенно.” (Перевод на русский сбивает с толку уже тем, что двоюродного брата Портного – Хеши (сокр. от Херольд) переводчик Коровин обозвал “Гошей”. Гоша?! в Нью Джерзи тридцатых?)