Но вообще-то я чувствовал, что мне сказочно повезло. Я попал в красивое, особенное место и оно затронуло потаенные струны моей души. Я поверил, что при желании королева может помочь мне исправиться. Как будто стоит ей раскрыть ладонь, и там окажется самая суть, ключ к тайне, зародыш новой жизни. Я был убежден в ее могуществе. Земля -- огромный шар, удерживаемый в пространстве силами движения и магнетизма, и мы, населяющие ее разумные существа, считаем себя обязанными тоже двигаться. Мы не можем позволить себе лечь и ничего не делать. А теперь посмотрите на Виллатале, женщину Битта: в ней нет беспокойства и суеты -- и тем не менее она уцелела. Она не сошла с орбиты и не рассыпалась на куски. Наоборот -- довольна своей жизнью, даже счастлива! Посмотрите на ее радостную улыбку, приплюснутый нос, дырки на месте зубов, седые волосы, один глаз нормальный, другой перламутровый... Один лишь вид этой женщины подействовал на меня успокаивающе. Я поверил, что тоже смогу уцелеть, если последую ее примеру. И вообще, у меня появилось такое чувство, словно близится час моего освобождения -- час, который взорвет сон моей души.
-- Слушайте, принц,-- обратился я к Итело,-- нельзя ли организовать мне настоящую беседу с королевой?
-- Беседу?-- изумился он.-- А разве сейчас вы не беседуете, миста Хендерсон?
-- Я имею в виду настоящую дискуссию, а не обмен любезностями. О смысле жизни. Я уверен, она его знает, и мне не хотелось бы уйти, не получив хоть кусочек этого знания.
-- Ах, да. Хорошо, хорошо. Все в порядке. Так как вы меня победили, я не могу ответить вам иначе.
-- Значит, вы понимаете, что я имею в виду? Отлично! Буду благодарен по гроб жизни. Вы не представляете, принц, до чего переполнена моя чаша терпения.
Тем временем младшая сестра королевы, Мталба, взяла меня за руку, и я спросил:
-- Что ей нужно?
-- О, у нее к вам сильное чувство. Она здесь -- прекраснейшая из женщин, а вы -- самый сильный мужчина. Вы покорили ее сердце.
-- К чертям ее сердце!
Я думал только об одном: как завязать дискуссию с Виллатале. О чем? О счастье и браке? О детях и семье? О долге? Смерти? Внутреннем голосе? Одиночестве? О том, почему порядочные люди лгут? Но нельзя же начать разговор с обладательницей Биттаны с таких сложных вопросов? Нужно подготовиться, прощупать почву. Поэтому я попросил Итело:
-- Дружище, скажите ей от моего имени, что общение с ней действует на меня успокаивающе. Не знаю, в чем тут дело: во внешности, львиной шкуре или в исходящей от нее эманации власти, -- но она возвращает покой моей душе.
Итело передал ей мои слова и ответ улыбающейся Виллатале:
-- Вы ей тоже пришлись по душе.
Я просиял.
-- Правда? Вот здорово! Передо мной открываются врата в рай! Огромная честь -- находиться здесь!-- Я вырвал свою руку у Мталбы и обнял Итело.-- Знаете, принц, на самом деле вы сильнее меня. Я, несомненно, силен, но это сила отчаяния. Нет, нет, не спорьте. Я мог бы объяснить, но на это ушли бы многие дни и месяцы. Моя душа, как ломбард, полна невыкупленных сокровищ: старых кларнетов, фотокамер, изъеденных молью мехов... Но не будем углубляться в дебри. Главное, я здесь себя прекрасно чувствую. Я люблю вас, Итело, люблю эту пожилую женщину. И постараюсь избавить вас от лягушек, даже если это будет стоить мне жизни.
Все заметили, что я растроган. Мужчины отреагировали свистом, а Итело передал мне слова королевы:
-- Тетушка спрашивает, чего бы вам хотелось, сэр.
-- Для начала спросите ее, что она обо мне думает -- ведь я так и не сумел объяснить, кто я такой.
Виллатале приподняла брови характерным жестом арневи и медленно заговорила:
-- Вы -- сильная личность, сэр. (С этим трудно не согласиться). Ваша голова пухнет от мыслей. В вас есть капелька Биттаны. (Здорово!) Вы гоняетесь за сенд...-- он не сразу нашел нужное слово,-- сендсациями.
Я кивнул. Итело продолжил перевод:
-- Вам плохо, о сэр, миста Хендерсон! Ваше сердце надсажено и сплошь в болячках. Оно тявкает.
-- Правильно,-- подтвердил я.-- Всеми тремя головами, как сторожевой пес Цербер. Но почему оно тявкает?
Продолжая вслушиваться в речь королевы, Итело слегка согнул ноги и отшатнулся от меня, словно испытывая отвращение к человеку, с которым имел неосторожность выйти на ринг.
-- Безумие.
-- Да-да, так оно и есть! Эта женщина -- ясновидящая.
Я с жаром обратился к ней:-- Говорите, королева Виллатале, говорите дальше! Я хочу знать правду. Не нужно меня щадить.
-- Вы страдаете,-- перевел Итело. Мталба взяла меня за руку в знак сочувствия.
-- Верно!
-- Теперь она говорит, миста Хендерсон, что вы очень сильный человек. Об этом говорят ваши размеры. Особенно носа.
Я с грустью ощупал свое лицо.
-- Когда-то я был симпатичный малый. Но, по крайней мере, этим носом я могу обонять весь мир. Я унаследовал его от основателя рода. Этот бывший голландский колбасник стал самым беспринципным капиталистом в Америке.
-- Королева извиняется. Вы ей очень нравитесь. Она не хочет причинять вам страдания.
-- Потому что их и так более чем достаточно. Но послушайте, ваше высочество, я приехал сюда не затем, чтобы ходить вокруг да около. Пусть ничто не мешает королеве говорить правду.
Виллатале вновь заговорила -- медленно, скользя по моей наружности единственным здоровым глазом и словно бы любуясь.
-- Она просит сообщить ей о цели вашего путешествия, миста Хендерсон. Вам пришлось долго бродить по горам и долам; вы человек в возрасте и весите что-то около ста пятидесяти килограммов; от возраста и бед ваше лицо пошло буграми и пятнами. Вы похожи на старый паровоз. Вы очень сильны, сэр, я признаю ваше превосходство. Но такое обилие плоти -- все равно что гигантский памятник...
Я слушал, страдая от его слов, морщась и мигая. Потом вздохнул и сказал:
-- Спасибо за откровенность. Я понимаю, что мои странствия по пустыне кажутся вам странными. Передайте королеве, что я предпринял эту поездку в интересах своего здоровья.-- От удивления Итело хихикнул.-- Знаю, на вид я несокрушим, и вообще, такому верзиле не пристало жаловаться. О, как трудно быть человеком! Ты живешь -- и не сразу понимаешь, что являешься таким же, как другие, вместилищем разных человеческих болезней: дурного нрава, тщеславия, суеты и так далее. Все эти вещи занимают то место, где должна быть душа. Но, раз уж королева начала, пусть произнесет приговор целиком и полностью. Если понадобится, я дополню, но это вряд ли потребуется. Она сама все знает. Похоть, гнев и все такое прочее...
Итело перевел, как мог, сие пространное рассуждение. Королева слушала и сочувственно кивала, то сжимая, то разжимая ладонь, покоившуюся на узле, которым была завязана львиная шкура.
-- Она говорит,-- сказал Итело,-- что для ребенка мир -- странный и чужой.
Но вы -- не ребенок, сэр.
-- Она чудо!-- восхитился я.-- Правда, истинная правда! Я никогда нигде не чувствовал себя своим. Мой внутренний разлад уходит корнями в детство.
Я всплеснул руками и, уставившись в землю, начал усиленно размышлять. А когда доходит до размышлений, я веду себя как третий бегун в эстафетной гонке. Не могу дождаться эстафетной палочки. А стоит ей оказаться у меня в руках, бегу отнюдь не в заданном направлении. Вот ход моих мыслей. Ребенку мир кажется странным и чужим, но он не боится его так, как взрослый. Ребенок наслаждается -- тогда как взрослый испытывает ужас. А из-за чего? Из-за смерти. Поэтому он позволяет себя похитить, как дитя. Чтобы снять с себя ответственность. И кто же этот похититель, этот цыган? Странность жизни, вроде бы отдаляющая смерть.
Откровенно говоря, я пришел в восхищение от собственных мыслей. И сказал Итело:
-- Передайте глубокоуважаемой даме, что большинство людей боится взрослых забот. Неприятности дурно пахнут. Никогда не забуду вашей доброты. А теперь послушайте.-- И я запел из "Мессии" Генделя:-- "Он был презираем и гоним, он знал горе и скорбь".-- А потом другое место из той же оратории:-- "Ибо кто дождется пришествия Его? И кто переживет тот день, когда Он приидет?"
Я пел, а Виллатале, женщина Битта, слегка качала головой -- вероятно, в знак восхищения. На лице Мталбы читалось то же чувство. Женщины хлопали в ладоши, а мужчины свистели с пальцами во рту.
-- Отличное исполнение, сэр,-- молвил Итело.
Один лишь Ромилайу -- плотный, коренастый, весь в морщинах -- казался недовольным, но это было его обычное выражение.
-- Грун ту молани,-- молвила королева.
-- Что это значит? Что она сказала?
-- Она говорит, вы любите жизнь. Грун ту молани. Жажда жизни.
-- Да, да, о да! Молани. Точно -- я молани! Как она догадалась? Господь вознаградит ее за эти слова. Я сам ее вознагражу. Взорву к чертям этих мерзких лягушек, чтобы полетели вверх тормашками до самого неба! Они у меня пожалеют, что спустились с гор и напали на это благословенное селение. Молани! Я жажду жизни не только для себя, но и для других людей. Не смог вынести того, что мир полон скорби, вот и пустился в путь. Грун ту молани, госпожа королева. Грун ту молани -- всем вам.-- Я приподнял шлем, салютуя членам монаршего рода и придворным.-- Грун ту молани. Господь не играет в кости нашими душами, а посему -- грун ту молани!
Все заулыбались. Мталба не разомкнула щербатого рта, но всем своим видом выражала восторг и прямо-таки таяла под моим взглядом.
С. Беллоу. Хендерсон, король дождя.
